журнал "Cosmopolitan" март 2005
В детстве все хотели стать актрисами. Но только не я. Я была довольно неуклюжим ребенком и трезво оценивала свои шансы на театральном поприще. С увлечением пела в хоре. Но недавно, изображая на новогодней корпоративной вечеринке Снежинку (девятую слева), я ощутила что-то такое, отчего моя спина выпрямилась, а глаза зажглись неземным огнем - актеры называют это чувством сцены.
И вот в один прекрасный день я пошла записываться в театральную школу. Первым, что я увидела, войдя в холл, была девушка. Она, грациозно развалившись на стуле и помахивая мундштуком, повторяла: "Я не спустилась с небес и не поднялась из ада... Я еду из Берлина в Париж... из Берлина в Париж". Я нервно огляделась: холл был пуст. Девушка пребыла л а в роли.
На цыпочках пройдя мимо девушки, я направилась в зал.
Мне объяснили, что через два месяца обучения в школе ученики уже ставят собственные этюды и разыгрывают их перед товарищами и учителями, через полгода играют на сцене, а через девять месяцев выходя на профессиональную сцепу с дни .томным спектаклем. Дли сравнения: аналогичный процесс и театральной академии занимает четыре год.1.
Я была полна оптимизма и радостного ожидания: вот сейчас я выйду на сцену и тут же сыграю что-нибудь сногсшибательное. Но, как выясни лось, не все сразу.
Оказывается, каждое занятие в школе начинается с обязательной получасовой разминки: система Михаила Чехова, известного актера и педагога, по которой обучают будущих артистов, предполагает идеальное владение актера своим телом. Ученики под руководством преподавателя разминают все суставы и мышцы, делают упражнения на равновесие, расслабление и напряжение - только со стороны может показаться, что это легко. Простое упражнение на расслабление заданных частей тела отняло у меня столько сил, что на двадцатой минуте своей первой разминки я прервалась и плюхнулась на стул. И стала оглядываться по сторонам.
Вообще, на неподготовленного человека занятие в школе производит сильное впечатление: полторы дюжины здоровых лбов ползают по полу, корчат невообразимые рожи, хором кричат "ИЭЛОУЫ!" и прыгают до потолка, пытаясь достать до произвольной точки, - но, поверьте, все это всерьез! Люди учатся и получают от этого огромное удовольствие. Они страстно мечтают играть на сцене и посвящают этому занятию по три-четыре часа два вечера в неделю.
Самое важное тут заключается в отсутствии так называемого взгляда со стороны: если в процессе игры это произойдет - у тебя тут же включается внутренний цензор, который кричит: "Послушай, ну зачем? Ну какой ерундой ты занимаешься? На тебя же смотрят люди, перестань немедленно!"
Постоянный внутренний монолог такого рода мешает человеку совершать множество нестандартных и нетипичных действии. Внутренний цензор не позволит тебе встать на четвереньки и залаять, как собака, на сцене и подойти на улице к понравившемуся мужчине в жизни. Сцена и жизнь с этой точки прения - это совершенно одно и то же. "Наша школа, рассказывает ее основатель Сергеи, - рассматривает театр как модель, па которой обрабатываются реальные жизненные ситуации. Актерское мастерство - в умении играть не только на сцене, но и в жизни. Театр - это просто еще одна из ее форм".
Со своим внутренним цензором мне удалось познакомиться в тот же день. Надо было ПО команде изобразить произвольную позу и произнести при этом заранее выбранное слово. "Бред разрешен", - негромко произносит ведущий - и из подсознания, разумеется, немедленно начинает лезть бред. Сознание корчится и вопит: "Это неприлично!"
Ведущий хлопнул в ладоши - и прямо у моих ног белокурая девушка опустилась на пол в причудливой позе со стоном "Не хочу!". И я ее понимаю, ёще бы она хотела! В ту самую секунду, как начинает работать твой внутренний цензор, ты впадаешь в ступор и не способен сделать что-либо вообще.
Первые десять минут мне было невероятно тяжело, никак не удавалось расслабиться, я натужно принимала неестественные позы и не могла заставить себя открыть рот, но через некоторое время все пошло гораздо легче. Не зря педагоги и актеры называют подобные упражнения "наработкой состояния позволения", или "состояния игры". Под конец я повалилась на пол, широко раскинув руки, и от души прокричала: "Ох, хорошо-то как!.," Все засмеялись. Но я уверена, что каждый ощущал то же, что и я: это были абсолютная свобода, всемогущество и веселье. Я поняла, почему люди стремятся па сцену - чтобы освободиться от условностей погрузиться в восхитительное состояние игры.
Это удалось мне и полной Мере. Ведь, пытаясь представить свое тело в виде каркаса и наполняя его поочередно то свинцом, то холодной газированной водой, изображая зеркало и пытаясь выразить звуком "у!" различные эмоции, понимаешь, что ничего не может быть веселее и естественнее, чем игра. В театральной школе вообще полно странных и на первый взгляд нелепых упражнений: как нам понравится, например, семь раз различным образом переставлять стул с места на место, подражать движениям ведущего или подкидывать воздушный шарик двадцатью разными способами?
Пятнадцать человек хаотично двигались по комнате с закрытыми глазами, мягко сталкиваясь друг с другом, -- они выполняли упражнение на комфортность. Как это ни странно, мальчиков среди них было не намного меньше, чем девочек.
Мне тоже было комфортно. Как только мне удавалось расслабиться -все шло легко и просто. Когда и где еще я испытала бы такую гамму эмоций и ощущений?
Разумеется, если ты сыграл сценку, это еще не значит, что ты состоялся как актер. Долгие тренировки на пластичность, концентрацию внимания, на воображение, и не только на занятиях, но и дома, без них не обойтись. Ну и, конечно же, капелька таланта - хотя Сергей утверждает, что играть может каждый человек: "Вам только кажется, что играть на сцене - эго сложно. А ведь на сцене не делается ни одного движения и не говорится ни одного слова, которое уже не было бы когда-то вами сделано или сказано. Поэтому поверьте: между сценой и жизнью нет совершенно никакой разницы".